Диего Ривера и Фрида Кало

Диего Ривера и Фрида Кало Диего Ривера и Фрида Кало

Это была странная любовь. Странная для обыкновенных людей. Даже внешне они были столь разные — огромный массивный, полный жизненных сил Ривера и маленькая, худенькая, словно сотканная из мучительной боли Фрида. «Голубку и слон» — говорили о них, но эту пару меньше всего интересовало, что о них говорили. Их бурные страсти, измены, ревность стали сюжетом для романов. Наверное, не было в мире такой другой пары талантливых людей, которые, даже когда уже не могли жить вместе, не могли существовать друг без друга.

«Для меня жить — значит радоваться, а я не умею радоваться в одиночку. Мне нужно, чтобы и все вокруг были счастливы. Весь мой народ. Все люди на земле», — сказал в одном из интервью вечно бунтующий Ривера. И в этом он весь: человек, отличающийся масштабностью и грандиозностью замыслов, вечно устремленный в будущее и редко замечающий, что и сам может стать разрушителем. Выдающийся мексиканский художник сделал для славы своей страны исключительно много, но друзья называли его «мексиканским Мюнхгаузеном», а Фрида — «сущим ребенком». Диего был таким разным, но чего у нельзя было отнять, так это таланта.

Ривера родился 6 декабря 1886 года в городке Гуанахуато в семье школьного инспектора. Его неугомонный характер проявился в раннем детстве: мальчик жил как бы в двух измерениях. В одном была школа, приятели и детские шалости, в другом — мир старинного здания, в котором помещалась Академия изящных искусств. Он рисовал повсюду: на бумаге, на обложках отцовских книг, на обоях. Шесть лет Диего посещал вечерние классы при академии, а затем стал ее учеником. Причем, когда другие учащиеся послушно рисовали человеческую фигуру, Диего пробовал ее построить, как геометрическое тело. Неудивительно, что гордый бунтарь Ривера, поскандалив с ректором академии, решил учиться сам: «У природы, у жизни!»

В 23 года он уехал учиться и работать в Испанию, но картины того периода не удовлетворяли даже его самого, потому что казались какими-то ученическими и подражательными. А где же он, Ривера? Молодой художник не хотел быть «копией» и отправился к модернистам в Париж. Кубизм стал для Диего способом, с помощью которого он собирался взорвать изнутри буржуазную цивилизацию, опрокинуть ненавистные устои. Но за работой он не забывал и о женщинах. Вначале он женился на талантливой художнице из Петербурга Ангелине Беловой, но семейная жизнь занимала его мало, и то, что жена ждет ребенка, его не интересовало. Он работал без устали, искал развлечений, заглядывался на женщин. Одной их них была художница Мария Стебельская, такая же взбалмошная и страстная, как и он сам. Начался бурный роман, в результате которого Диего оставил жену. Вскоре, получив крупный заказ в Мексике, провозгласившей революционные преобразования, он и вовсе уехал домой в 1917 году.

На родине кубизм показался Ривере каким-то одномерным, и он понял, что будущее за монументальной живописью. Как художник, неразрывно связанный с общественной жизнью, Диего примкнул к народникам, совместно с Давидом Сикейросом и другими муралистами основал «Синдикат художников». В это же время он начал работу над панно в Министерстве образования, которое принесло ему мировую славу. Также Диего участвовал в издании газеты «Мачете» — воинственной, наполненной агитационными карикатурами и стихами, которые далеко не у всех вызывали одобрение. Ему нередко угрожали расправой, но он только смеялся. Однако когда студенты стали громить его росписи, Ривера опроверг газетные сплетни о себе и вышел из синдиката.

Такой же бурной была и его личная жизнь. В 1922 году судьба свела Диего с Гваделупе Марин, заставившей его на какое-то время забыть обо всех других женщинах. Но бурный темперамент обоих, сцены ревности и скандалы вскоре Муралисты — представители мексиканской настенной живописи привели к разводу, от которого супругов не удержали даже две дочери, родившиеся в этом браке. Художник снова был свободен, полон творческих замыслов и надежд. Именно в это время Ривера и был сражен неземной красотой Фриды Кало.

«Моя жизнь — это серьезная история. Мое творчество — словно проводник боли»,— так писала в своем знаменитом «Дневнике» легендарная женщина Мексики — Фрида Кало. Она была дочерью известного фотографа Вильгельма Кало из Баден-Бадена, который посвятил свое творчество новой родине. Он построил большой «голубой дом» — дом цвета мечты — в Койоакан, пригороде столицы, где 6 июля 1907 года появилась на свет Мадлена Кармен Фрида. Она росла порывистым, лукавым и по-мальчишески независимым ребенком-сорванцом. Матери девочка побаивалась и величала «мой босс», а отца любила всем сердцем и с восторгом следовала за ним во время съемок.

На одной из таких прогулок семилетней Фриде показалось, что она сильно ушибла ногу «о толстые корни дерева и упала, оглушенная болью». С этого дня и до конца жизни ей пришлось жить в мире не утихающих болей. Из этой муки преодоления страданий Фрида выросла в стойкую и мужественную, радующуюся жизни и искрометно веселую женщину. А пока диагноз врачей был малоутешителен — полиомиелит. Почти год девочка не выходила из дома. Ее правая ступня атрофировалась, а нога стала короче и тоньше. Дети дразнили ее: «Фрида — деревянная нога», она взрывалась от гнева, глаза из-под торчащей челки метали молнии. Девочка усиленно занималась спортом, вела себя дерзко и независимо, водилась только с мальчишками и даже сколотила уличную банду, промышлявшую воровством фруктов и пакостившую учителям. Из инвалида Кало превратилась в заводилу, а лишняя пара чулок (в любую жару) скрывала от любопытных взглядов ненормальную худобу ноги.

В 1922 году Фрида выдержала серьезные вступительные экзамены в Национальную подготовительную школу, чтобы впоследствии заняться медициной. Для того времени это был необычный выбор для мексиканской женщины. Но Кало не особенно заботилась о чужом мнении и всегда поступала, как считала нужным. Внешне Фрида выделялась среди сверстниц. Она выглядела еще стройным тоненьким подростком, но притягивала внимание каким-то скрытым женским очарованием. Красота ее была одновременно дикой и строгой, ей было чуждо кокетство. Фрида не придавала внимания своей физической ущербности и не боялась не походить на однолеток. Девочки одевались в школу, как взрослые дамы, а Кало ходила в строгой, как сказали бы у нас — пионерской форме. Ее глубокие черные глаза под сросшимися бровями, необычайно длинные роскошные черные волосы и веселая улыбка притягивали взгляды молодых людей. Способствовало этому и неизменное дружелюбие, и пытливый ум девушки.

Наблюдательная Фрида во всем искала красоту. Однажды она просидела три часа в школьном амфитеатре «Боливар», наблюдая, как уверенно ложатся на стену мазки, как сочетаются краски под кистью художника-монументалиста Диего Риверы. Правда, этот восторг перед мастерством не мешал ей кричать ему вслед вместе с другими учащимися: «Пузан». А однажды Кало заявила друзьям, что «непременно выйдет замуж за этого мачо и родит ему сына».

Наверное, первая часть фразы прозвучала в урочный час. Но пока Фриде было не до художника. Она влюбилась в самого блестящего юношу своего круга, Алехандро Гомеса Ариаса, и он ответил ей взаимностью. 17 сентября 1925 года влюбленная парочка села в битком набитый автобус, чтобы добраться до дома. На перекрестке трамвай столкнулся с автобусом. Алехандро повезло — его выбросило через окно и он остался невредим. Фриду же «поручень проткнул, как клинок пронзает быка». Врачи не оставили Кало никаких надежд. Травма была ужасающей, но молодая жизненная сила превозмогла смерть. Однако казалось, что уже ничто не сможет поднять на ноги изувеченное тело. Фрида лежала, тупо уставившись в потолок, и слушала свою боль, пока ее старшей сестре Матильде не пришло в голову приделать к кровати — «ящику», «фобу», «темнице» — балдахин, да еще и с зеркалом, чтобы Фрида могла видеть себя!

«Зеркало! Палач моих дней, моих ночей... Оно изучало мое лицо, малейшие движения, складки простыни, очертания ярких предметов, которые окружали меня. Часами я чувствовала на себе его пристальный взгляд. Я видела себя. Фрида изнутри, Фрида снаружи, Фрида везде, Фрида без конца... И внезапно, под властью этого всесильного зеркала, ко мне пришло безумное желание рисовать... И как все начинающие художники, я выбрала единственную модель — самое себя. Меня часто спрашивали о том, почему я так настойчиво пишу автопортреты. Во-первых, у меня не было выбора, и это, возможно, главная причина того постоянства, с которым я обращалась к теме своей собственной личности во всех произведениях...»

На первом автопортрете, подаренном Алехандро, Фрида предстает той идеальной девушкой, которой ей уже никогда не стать. Родители юноши поспешили отправить его в Европу, чтобы разлучить с изувеченной возлюбленной. Когда он вернулся в 1927 году, Фрида уже была на ногах. Их исключительная задушевная дружба возобновилась, но Алехандро женился на другой женщине. Это вдребезги раз-" било девичьи грезы, но не дух Кало.

Фрида серьезно увлеклась живописью, рисовала портреты близких, друзей, автопортреты и с присущей ей неукротимостью влилась в политическую и артистическую жизнь Мехико (позже, после встречи с Риверой, она вступила в коммунистическую партию). Надев мужской костюм (возможно, это была попытка замаскировать корсет, который Фрида вынуждена была носить), выглядевший на ней весьма экстравагантно, она появлялась на многолюдных собраниях и вечеринках и легко сходилась с различными людьми. Часто видела она и Диего Риверу. Однажды Фрида отважно отправилась к знаменитому художнику в Министерство образования, где он расписывал стены, и заставила его спуститься с лесов, чтобы «услышать честное мнение» о своих работах. Ривера был порядком удивлен мастерству (живописи Кало специально не училась) и оригинальности произведений начинающей художницы. Он сказал: «Продолжайте. Ваша воля приведет вас к собственному стилю», — и напросился в гости, чтобы посмотреть остальные работы. Это был лишь предлог.

21 августа 1929 года 22-летняя Фрида и 43-летний Диего поженились. Они представляли странную пару — «голубку и слона». За спиной у жениха — бурное прошлое, у невесты — разбитые грезы и боль. Три женщины и три дочери не смогли удержать Риверу, любая натурщица которого становилась его любовницей. Фрида прощала ему все: на расспросы любопытствующих подруг, знает ли она об одной, и другой, и третьей связях мужа, женщина молча кивала головой, но ничего не предпринимала, так что у окружающих создавалось впечатление, что она боится обидеть его.

Огромный, толстый, с выпученными, как у жабы, глазами, он ворвался в жизнь Фриды, «как красочный вихрь, полный неожиданностей». Диего же был покорен юной изысканной и очень красивой женщиной. Она была ярким сплавом западной культуры и мексиканского темперамента, открытой, задорной, приветливой. Тот, кто называл их союз загадочным или считал очередным розыгрышем двух неординарных людей, глубоко ошибался. «И говоря о нашем союзе с Диего, быть может, чудовищном, но все же священном, скажу: это была любовь»...

И хотя Ривера никогда не был верным мужем, и Фрида многое прощала, молча страдая, ведь Диего всегда возвращался к ней, сам же он был болезненно ревнив. Однажды, застав жену в мастерской наедине с американским скульптором Исамой Ногучи, Ривера чуть не застрелил бедолагу. Всей душой и телом Фрида привязалась к своему необузданному мужчине. Несмотря на мучительные боли, она сопровождала знаменитого мужа в Нью-Йорк и Детройт, где он выполнял заказные росписи. И сама работала столько, сколько позволяло здоровье. А еще Фрида мечтала о ребенке, но многочисленные травмы лишили ее счастья материнства. Два выкидыша — море боли и отчаяния, которое выплеснулось в картинах. На холсте «Больница Генри Форда» обнаженная Фрида лежит на железной кровати, живот вздут, волосы в беспорядке. Слезы заливают щеки, кровь — белую простыню. Рука удерживает шесть нитей, тянущихся к шести символам, означающим ее состояние горя, потери и боли.

Но, преодолевая мучительные страдания, Фрида никогда не вовлекала^ в свои проблемы других людей. Она всегда любила хорошие компании, искрилась юмором, заразительно хохотала, подшучивала над собой, но в искусстве была предельно честна, откровенна и серьезна. Кало изображала «свою реальность» без всяких моральных и эстетических прикрас, и ни на одном из автопортретов Фрида не улыбается. Только по ним можно определить, чего ей стоило жить.

1934 год послал новое тяжкое испытание для Кало: третья беременность снова закончилась выкидышем, ей удалили аппендикс, ампутировали пальцы правой ноги. Диего стал жаловаться, что лечение «садит его на мель». В довершение ко всему после бурного романа со скульптором Луизой Невелсон он совратил младшую сестру Кало, Кристину. Жизнь превратилась в ад, и Фрида вначале ушла на другую квартиру, а затем переехала в Нью-Йорк. Она готовила себя к неизбежному разрыву, но долго жить вдали от Диего не смогла. Он был ее самой большой радостью и самым большим испытанием. Да и средств к существованию у нее не хватало, так как свои работы она еще не продавала. Все было так мучительно больно.

В 1937 году мексиканское правительство, по ходатайству Риверы, предоставило политическое убежище Троцкому — «трибуну русской революции», изгнанному Сталиным из СССР. Диего находился в больнице, и Льва Давидовича с женой Натальей встречала Фрида. Она по-, местила их в своем «голубом доме», выстроенном ее отцом для большой семьи, а теперь пустующем. Мать умерла, сестры вышли замуж, с одной из них доживал свой век старый Гильермо, а Фрида с Диего все никак не могли найти компромисс между любовью и свободой.

Кало почти мгновенно пленила старого революционера. Он влюбился, как гимназист. Его жизнь изгнанника не допускала ни веселья, ни легкомыслия, которыми искрилась Фрида. Легкий флирт был окутан тайной. Пылкие записки передавались в книгах, Троцкий и Кало общались на английском, которого не знали ни Диего, ни Наталья. Любовь с оглядкой — это волновало Фриду, привыкшую открыто выражать свои чувства. Затем было тайное свидание наедине в загородном поместье Сан-Мигель Регла. Тревогу забила прозревшая супруга Троцкого, и он с трудом вымолил прощение у женщины, разделившей с ним все тяготы изгнания. Лев Давидович попросил Фриду вернуть его письма. Но одно так и осталось заложенным в книгу: «Ты возвратила мне молодость и отняла рассудок. С тобой я, 60-летний старик, чувствую себя 17-летним мальчишкой. Я хочу слиться с твоими мыслями и чувствами. О, моя любовь, мой грех и моя жертва! Осыпаю поцелуями каждую клеточку твоего тела...» Остальные письма Кало отдала без сожаления. Этот необыкновенно умный человек, даже будучи сильной и притягательной личностью, не мог заменить Диего.

Ривера, как и положено самоуверенным мужьям, узнал об измене в последнюю очередь. Некоторые историки предполагают, что, получи знаменитый монументалист сведения о флирте Фриды вовремя, Сталину не пришлось бы подсылать к изгнаннику Рамона Меркадера с ледорубом. Диего отправил бы Троцкого на тот свет тремя годами раньше. Но тем не менее после убийства Льва Давидович Ривера оказался под подозрением и вынужден был с помощью .своих любовниц, Полетт Годар и Ирены Богус, скрываться в Сан-Франциско до окончания следствия.

Для Фриды это был уже пройденный этап. Ей надоели ревность и измены Диего. Она целиком отдалась творчеству и напряженно работала, готовясь к своей первой выставке в Нью-Йорке, которая состоялась в ноябре 1938 года. В галерее Джульен-Леви было экспонировано 25 картин. «Несмотря на мое недомогание, настроение было прекрасным, меня охватило редкое ощущение свободы от того, что я вдруг оказалась далеко от Диего. Мне захотелось сбросить с себя его эмоциональное давление, испробовать свои чары и самоутвердиться. Я, наверно, казалась всем распущенной. Ничуть не смущаясь, переходила от одного мужчины к другому. В тот вечер, когда открылась выставка, я была крайне возбуждена. Разоделась в пух и прах, и это произвело фурор. В галерее было полно народу. Люди проталкивались к моим картинам, которые, видимо, потрясли их. Это был полный успех...» Половина работ Кало была продана.

Фурор произвело не только творчество Фриды, но и ее наряды. Сразу после свадьбы она сменила мужские костюмы на мексиканские длинные яркие красочные платья с ручной вышивкой и нижними юбками, стрижку — на длинную прекрасную косу с лентами, добавив ко всему этому неизменные шали и тяжелые, в национальном духе украшения. Обложку журнала «Вог» украсила тонкая изящная рука Кало, унизанная оригинальными кольцами. Знаменитая модельер Эльза Скьяпарелли, любительница всего необычного и шокирующего, создала «платье сеньоры Риверы» и духи «Шокинг».

Воспрянув духом, Фрида отправилась во Францию, где «отец сюрреализма» Андре Бретон организовывал выставку «Вся Мексика», на которой экспонировались не только работы Кало, но и предметы индейских культов и народных промыслов. Выставка коммерческого успеха не имела (правда, одну картину художницы купил Лувр), но ее искусство и она сама стали сенсацией пресыщенного искусством Парижа. Уникальность и загадочность мексиканки оставили глубокий след в памяти богемы. А потрясенный Пабло Пикассо признался Ривере в письме: «...Ни ты, дорогой Диего, ни я не умеем рисовать лица так, как Фрида Кало».

Ах, какое фантастическое настроение было у Фриды от такого разностороннего признания и шумного успеха; она почти забыла Диего и на крыльях любви летела в Нью-Йорк. Но здесь ее ждало горькое разочарование: блистательный американский фотограф Николас Мюрей, роман с которым «вылился в истинную любовь», собрался жениться на другой женщине. Особенно мучительно было думать, что всему виной ее разбитое тело, которое то привлекало мужчин, то отталкивало. И если бы не творчество, кто знает, выдержала ли бы она очередной удар.

Фрида заполняла свои дни рисованием и общением: Друзья (в том числе и Николас Мюрей) помогали ей материально. Большая картина «Две Фриды» постепенно приобретала законченную форму. Ее символика ясна без пояснений: две женщины теснятся в одном теле, в чем-то дополняя, а в чем-то мешая друг другу. Кало как всегда изображала события внутренней жизни, а с 1939 года она словно раздвоилась. Одна Фрида согласилась на развод с Риверой, а вторая — мучительно продолжала любить мужа. «Никто никогда не поймет, как я люблю Диего. Я хочу только одного: чтобы никто не ранил его и не беспокоил, не лишал энергии, которая необходима ему, чтобы жить. Жить так, как ему нравится... Если бы я обладала здоровьем, я хотела бы целиком отдать его Диего...»

Чтобы заглушить боль разлуки, Фрида работала как никогда. Она чувствовала себя одинокой, хотя от недостатка внимания мужчин никогда не страдала. Страстно влюбленный в нее знаменитый мексиканский поэт Карлос Пел-лисер посвятил возлюбленной один из лучших своих сонетов. Не были равнодушны к ней и женщины. Лесбийские любовные связи Фриды с Полетт Годар, Долорес Дель Рио и Тиной Модотти отрицаются большинством ее биографов, которые считают, что эти измышления связаны с тем, что Кало приветствовала свободную любовь. Тем не менее свои похождения она тщательно скрывала от Диего, зная, что такое его ревность.

Но теперь Ривере пришлось усмирить свою ярость: официально они были разведены. Хайнц Берггрюэн, богатый американский коллекционер живописи, навестил Фриду в больнице. Его околдовала невероятная красота этой измученной, но стойкой женщины. Влечение было обоюдным и закончилось не только сексом на больничной койке, но и стремительным отъездом полных страсти любовников в Нью-Йорк. Фрида отдалась на волю судьбы, а Диего словно очнулся ото сна. Он понял, что теряет Фриду, писал, звонил? умолял вновь пожениться. Хайнц обеспокоенно следил.за напором бывшего мужа. И не напрасно. Фрида не смогла устоять. «Диего — монстр и святой в одном лице» — был ее судьбой. Расстроенный Берггрюэн исчез из жизни Кало, даже не попрощавшись.

В декабре 1941 года Фрида и Диего вновь поженились. Впервые Кало выдвинула ряд условий: никаких измен друг другу, ревности; терпимость, материальная независимость. «Я так счастлив был вернуть Фриду, что согласился на все», — вспоминал Ривера. Они снова были вместе «и уже навсегда, без ссор, без всего плохого — только для того, чтобы сильно любить друг друга». Жизнь женщины обрела устойчивость, мучительная любовная зависимость от Диего переросла в спокойное чувство. Фрида продолжала рисовать, а с 1942 года совместно с мужем начала преподавать в школе искусств «Эсмеральда». Но на пути долгого и, возможно, безмятежного счастья стало здоровье Кало. Оно все чаще и чаще подводило ее. Корсеты — гипсовые, кожаные, стальные (некоторые весили до 20 кг) — только поддерживали ее многострадальное тело, но боли не снимали. В 1945 году Фриде сделали операцию на позвоночнике в Нью-Йорке, через год — в Мехико; ее преследовала постоянная и запредельная боль, которую снимали только сильные дозы морфия, да и тот она плохо переносила. Картины этого периода полны муки, красоты и символики. На «Сломанной колонне» обнаженная Фрида плачет, ее тело, стянутое металлическим корсетом, вдоль позвоночника рассечено, открывая вместо позвоночника сломанную античную колонну.

Кало все чаще беспокоили мысли о смерти. Ей приснился умерший отец и предсказал год ее смерти. Физические силы были на исходе и душевные тоже иногда не выдерживали. С 1950 по 1951 год Фрида перенесла семь операций на позвоночнике (всего их за жизнь было 32), совершила несколько попыток самоубийства, а однажды, доведенная до отчаяния, чуть ли не сожгла себя заживо. По первому зову сиделки Диего срывался с работы и несся в «голубой дом», в крохотную спаленку с нарисованными на потолке большими яркими бабочками, мчался, чтобы успокоить, приласкать, влить силы в такую дорогую ему женщину. «Мой крылатый Диего, моя тысячелетняя любовь», — шептала Фрида, забываясь в беспокойном сне.

В 1953 году произошла очередная трагедия: из-за начавшейся гангрены Кало ампутировали правую ногу, и словно в утешение художнице 13 апреля в Мехико открылась ее первая ретроспективная выставка. Публика нервничала, все волновались, сможет ли Фрида найти в себе силы посетить экспозицию. Сирена «скорой помощи» и рев мотоциклетного эскорта возвестили о прибытии Кало. Ее внесли в зал галереи на носилках и уложили на кровать. Вокруг были ее картины. Десятки Фрид, с серьезными, скорбными лицами, без улыбок смотрели на свою создательницу. Она, красиво одетая, с уложенными волосами, лежала на спине и пыталась смеяться, радоваться окружившим ее людям. Лицо ее сводили судороги боли, но Фрида была счастлива: рядом находился Диего и картины — вся ее жизнь. Больше ей не надо было ничего. Кало до дна испила радость, любовь, счастье и боль, отмеренные ей судьбой.

«Но несмотря ни на что, несмотря на это израненное тело, заточенное в уродливые гипсовые или железные пластины, я должна признать, что была в своей жизни "отчаянно любима", как выразился однажды Бретон. Тлацольтеотл, богиня Любви, должно быть, была со мной. Катастрофа столько определила в моей жизни: от живописи до умения любить. Страстное желание выжить породило большую требовательность к жизни. Я очень многого ждала от нее, каждую минуту сознавая, что могу все это внезапно потерять. Для меня не существовало полутонов, я должна была получить все или ничего. Отсюда эта неутомимая жажда жизни, жажда любви», — так говорила Фрида.

13 июля 1954 года, после перенесенного воспаления легких, Фрида Кало скончалась. «Голубой дом», где покоится урна с ее прахом, стал музеем знаменитой художницы. Картины Фриды — гордость и национальное достояние Мексики. О жизни, любви и творчестве этой мужественной женщины стоит писать книги, снимать фильмы, чтобы проникнуться необычайной силой духа, но испытать все, что выдержала она, не дай Бог никому.

Последняя работа Кало — натюрморт с аппетитно разрезанными арбузами — называется «Да здравствует жизнь!». Это для людей. А для себя — последняя строчка в дневнике: «Надеюсь, что уход будет удачным, и я больше не вернусь». Так написала женщина, которая была счастлива в творчестве и «отчаянно любима». Диего ненадолго пережил свою «голубку», правда, успев создать еще одну семью, женившись на владелице художественного салона Эмме Уртало. Вряд ли это была любовь или хотя бы страсть, скорее попытка заглушить боль и не быть одиноким. Этот великий безбожник, поборник всеобщего счастья и радости ушел из жизни в 1957 году в возрасте 70 лет. Тысячи людей пришли проститься с ним в Национальный дворец изящных искусств, выразив тем самым любовь и почтение его таланту.

Многие пытались разгадать тайну магической притягательности изувеченной Кало. В какой-то мере это даже дошло до абсурда. «Фридомания» захлестнула Западный мир: американские феминистки называют ее своей предтечей, ею восторгаются бисексуалы, художники-сюрреалисты зачислили художницу в свой лагерь, картины Кало оцениваются в миллионы долларов. Ах, как бы повеселилась эта жизнерадостная женщина, узнав, что она приравнена к богам последователями ее стиля из числа богемы: сооружены «алтари Фриды», а религия носит название «калоизм». А может, гордо отвернулась бы от этих изысков, потому что жила в мире, где все было реально — боль, искусство и любовь к Диего.

XX век
Читайте в рубрике «XX век»:
/ Диего Ривера и Фрида Кало