Безумная любовь к безумным
В холле пациенты смотрели телевизор. Иногда к ним подсаживался кто-нибудь из медперсонала — проверить, все ли в порядке, и заодно самим взглянуть на экран. За дежурство так выматываешься, что дома уже не до телевизора. Наташа, медсестра, тоже остановилась. Но шла очередная серия очередного «мыла», и свободных мест не оказалось. Наташа встала рядом с диванчиком, на котором сидели больные, но тут один из них предложил ей сесть и поднялся — высокий, красивый, с добрыми печальными глазами. Наташа улыбнулась ему, благодарно кивнула.
Через несколько дней, когда выпало очередное дежурство, Наташа проходила по холлу, где стоял телевизор. Он не работал, и в холле было темно. Она уже миновала диванчик и ряды кресел, как неожиданно кто-то заключил ее в объятия. Испуганно вскрикнув, Наташа отстранилась и увидела того больного, который недавно уступил ей место возле экрана. Выпустив Наташу из объятий, он пробормотал слова извинения и убежал в свою палату.
Вечером Наташа заглянула в его карточку. Фамилия, отчество. Возраст. Диагноз — шизофрения. Направлен на принудительное лечение... Боже мой! Убийство! Наташа обомлела. Как человек с такими добрыми печальными глазами мог кого-то убить?
Расспрашивать врачей она не решилась, но потом услышала, как они обсуждают диагноз Валерия. Старенький Виктор Андреевич, завотделением, сомневался, считая, что во время судебно-психиатрической экспертизы Валерий симулировал. А палатный врач, самоуверенная Инга, не сомневалась ни в чем. Впрочем, этот случай нужен был ей для диссертации.
Смятение охватило Наташу. Убийца... Симулянт или действительно болен? Все чаше ее видели склоненной над учебниками по психиатрии.
Она никак не могла забыть того объятия — страстного и нежного, тех рук, в кольце которых она вдруг почувствовала себя удивительно хорошо и спокойно. И теперь она готова была простить Валерию любой грех, помочь ему справиться с его болезнью. Болезнью ли — она не знала...
Ее интерес к этому пациенту заметили многие. Интрижки с больными не поощрялись, к тому же вызывали насмешки. Но Наташе с некоторых пор стало безразлично, что о ней говорят...
Все решилось очень просто. Однажды Валерий зашел в процедурную, где Наташа в одиночестве заполняла карточки. Просто сказал, что ему скоро выписываться, а идти некуда — жена развелась еще во время следствия, квартиру он тоже потерял. И Наташа так же просто ответила, что он может жить у нее.
— Только у нас тесно,— почему-то смущаясь, добавила она.— Нас двое, сын и я, а комната одна.— И поспешно произнесла: — Но сын может спать на кухне.
— Я тебя люблю,— сказал Валерий.
Выписали его через два месяца. Все это время Наташа жила только ожиданием. Она не ходила — летала по больничным коридорам. Она перечитала гору литературы о шизофрении и, как ни старалась, не могла найти у люби- -мого ни одного признака. Значит, он теперь здоров!
После выписки Валерию удалось устроиться в небольшую мастерскую по ремонту электроники. Он торжественно принес первую зарплату и радовался как ребенок. Наташа тоже радовалась, хотя, конечно, не деньги ее интересовали. Главное, он рядом, он живет и работает как нормальный человек.
Несколько раз он предлагал ей расписаться. И Наташа готова была согласиться, но что-то — что? — в последний момент ее останавливало. Какой-то безотчетный страх, точивший изнутри невидимый червь сомнения.
— Музыка замечательная. Но нет ли у тебя другой? — мог неожиданно спросить Валерий, и эти слова, произнесенные в абсолютной тишине (никакой музыки Наташа не включала), пугали невероятно. Заметив это, Валерий каждый раз пытался обратить все в шутку, но Наташе в этих «шутках» чудилось что-то очень нехорошее.
Историю убийства он рассказал сам. Родителей у него не было, рос в детском доме, один раз даже попался на краже, но дело закрыли. Потом — никаких глупостей. Серьезно учился. А три года назад убил человека, пытавшегося приучить его к наркотикам.
Наташа верила всему.
Психоневрологический диспансер Валерий по-прежнему посещал — состоял там на учете.
— Я ведь считаюсь социально 'опасным,— говорил он, и голос его дрожал от тоски.— А лекарства мне выписывают... Ну, они же должны выписывать...
Выписывали ему антидепрессанты, средства, рекомендуемые при галлюцинациях. Наташа думала, что он боится, как бы болезнь не вернулась, хотя сама она по-прежнему не видела никаких признаков.
В конце февраля они подали заявление, а в начале марта Валерий не пришел вечером домой. Утром Наташу вызвали на допрос: Валерий совершил еще одно убийство.
О Наташе он, как выяснилось, ничего не сказал — ее нашли через больницу. Следователь был удивлен, узнав, что медсестра психиатрической клиники считала такого больного человека вполне здоровым.
Там, в кабинете следователя, потрясенная Наташа, глотая слезы, читала историю болезни из диспансера, где Валерий состоял на учете: слуховые галлюцинации — музыка, голоса, приказы какого-то Варгия...
Ей хотелось закричать, завыть. «Он думал, я разлюблю его, если узнаю. И скрывал все, что мучило его, раздирало на части. А я бы не разлюбила, нет!»
Она едва добралась домой и, рухнув на диван, зарыдала, оплакивая себя, его и тех, кого погубило безумие.
Владимир Васильевич знал, что Лиза больна. Шизофрения. Страшная, тяжелая болезнь. Родители ее долго не хотели этому верить, и в психиатрической больнице Лиза оказалась только после того, как пыталась покончить с собой. Смысла в жизни она не видела — ее все время преследовали какие-то голоса, она считала, что недостойна внимания окружающих. Она никогда никому не смотрела в глаза. Она знала, что больна.
Сам Владимир Васильевич увидел Лизу на приеме уже после больницы. Он слушал ее, и от отчаяния перехватывало горло. Какая красивая! Какая молодая! Какое горе...
Он взял Лизу за руку, стремясь повернуть к себе, надеясь, что она поднимет голову и тогда удастся встретиться с ней взглядом. Владимиру Васильевичу очень хотелось увидеть ее глаза. Но Лиза по-прежнему сидела опустив голову и только попросила, чтобы он не убирал руки.
Потом, когда они вспоминали этот день, Лиза сказала:
— Я тогда первый раз почувствовала, что меня понимают. Словно между мной и миром было невидимое стекло и вдруг оно исчезло. Мне захотелось, чтобы ты обнял меня, заслонил от всех напастей...
Но Владимир Васильевич, в сорок лет остававшийся убежденным холостяком, долго сопротивлялся своей любви. Хотя полюбил Лизу сразу, как только увидел. Имел ли он на это право? Ведь Лиза беспомощна, и что, кроме ночи, может их связывать? Но чем больше времени проходило, тем меньше сомнений оставалось у Владимира Васильевича. Она понимала его! И изо всех сил пыталась уверить, что старается выздороветь. Владимир Васильевич и правда замечал, что, стоит ему прикоснуться к Лизе, как все ее эмоции, спрятанные, точно моллюск в раковине, оживают, и тогда створки ее души приоткрываются, выпуская чувства на волю. Может быть, в этом — путь к спасению?
Свои отношения Владимир Васильевич держал в тайне от коллег, но тайное, как известно, всегда становится явным. Его не осуждали, но советовали одуматься, и чем быстрее, тем лучше.
...Они были вместе уже четыре года: Владимир Васильевич перечитал всю новейшую литературу по психиатрии. Он даже возил Лизу к знахарю —'он, специалист с почти двадцатилетним стажем, кандидат наук!
Родители Лизы не одобряли этот фактический брак дочери. Выбор казался им неудачным — немолод, небогат, да что там говорить —просто беден. Насколько серьезно больна Лиза, они, вероятно, не понимали. А Владимир Васильевич знал только одно: он за нее отвечает. Перед кем? Не важно. Перед ней самой, перед Богом. Иногда ему казалось, что он любит Лизу за безграничную власть над ней, но в глубине души понимал, что класть этой слабой, беззащитной, больной женщины над ним самим гораздо сильнее.
И конечно, никто бы ни за что не поверил, что Лиза — именно Лиза — отказалась оформить их отношения.
— Я не хочу портить тебе жизнь,— сказала она. И добавила: — Если я стану совсем сумасшедшей, ты должен будешь немедленно меня бросить и забыть.
Наверное, именно после этих ее слов Владимир Васильевич стал сторонником теории, что люди, страдающие шизофренией,— такие же, как все, только они по-особому воспринимают мир.
И все же через какое-то время Лизе стало лучше. Она уже не боялась в одиночку выходить на улицу, ее больше не мучили голоса невидимых людей. Она наконец-то стала смотреть любимому человеку в глаза!
Владимир Васильевич был счастлив, хотя понимал, что счастье это хрупкое и достаточно одного толчка, чтобы все разрушилось.
Он не ошибся.
Когда по утрам в окно все настойчивее стала стучаться весна, Лиза повесилась в парке.
Она оставила записку: «Прости, любимый! Я не хочу мучить тебя».
Владимир Васильевич до сих пор пытается понять, виноват ли он в ее смерти. Ведь если бы Лиза не встретила его, не познала любви, она прожила бы больше. Или меньше?.. Он так и не может ответить на этот вопрос... И страшно пьет.
Послесловие судебного психиатра
С конца 80-х годов со многих странах изучается проблема интимных связей между врачами и пациентами. По данным комитета по этическим и юридическим вопросам при Американской медицинской ассоциации (АМС), их частота наиболее высока у медработников, связанных с психиатрией,— от 10 до 67% по разным сведениям. В 85—90% случаев это контакты между врачом-мужчиной и молодой пациенткой. При этом отмечено, что глубокое проникновение в душевный мир больного, необходимое при психиатрическом лечении, способствует особой эмоциональной близости двух людей.
У большинства психиатров и юристов отношение к сексуальным контактам больного и врача (или другого медработника, участвующего в лечении) резко отрицательное. Еще Гиппократ считал, что такие отношения противоречат медицинской этике и затрудняют объективную оценку состояния больного. Некоторые американские психиатры даже предлагают расценивать подобные контакты как изнасилование и... кровосмешение, особенно в тех случаях, когда пациента убеждают в] их пользе для здоровья. Вместе с тем, другие психиатры, и тоже американские, действительно считают, что нередко интимная близость с врачом во благо больному.
С нашей точки зрения, подобные отношения далеко] не всегда укладываются в принятые схемы благодаря психотропным препаратам внешние грани между психически больным и здоровым человеком могут быстро стираться. А отношение общества к человеку, страдающему психическим заболеванием, часто столь безжалостно, что многие скрывают свое состояние. Потому что, как все нормальные люди, хотят счастья. Но круг их общения часто ограничен такими же, как они сами, нездоровыми людьми и... врачами!
Известны случаи любви и браков между врачами и пациентами, причем среди них есть врачи-женщины и пациенты-мужчины. Известны связи среднего и младшего медперсонала с психическими больными, но медсестры и санитарки обычно считают своих возлюбленных здоровыми. Может быть, недостаток знаний облегчает им жизнь? Наконец, далеко не всегда инициатива исходит от медика: бывают очень активные, сексуально расторможенные пациенты, бывают страстно влюбленные (не зря существует понятие эротического бреда) и просто полюбившие.
Именно врачу психически нездоровые люди зачастую открывают душу и отдают и душу, и тело, а врач может не устоять. Иногда даже знаменитый психиатр лишь в такой душе находит понимание, готовность ничего не требовать взамен. И не может обойтись без полной близости. Особенно если пациентка (или пациент) молода и красива и болезнь не успела ее изменить.
В одних случаях — это серьезное преступление против здоровья, в других — какой-то этап в отношениях врача и больного, не приносящий последнему ни вреда, пи пользы, а в каких-то — даже настоящая любовь. Иногда творящая чудеса и действительно помогающая победить недуг.
|
|
Читайте в рубрике «Сильная любовь»:
|